Лодка причалила к мысу Корсика, и Эшби сошел на пустынный берег. Каменистая часть пляжа поросла густым колючим маквисом, из грязного песка там и сям торчали пучки травы. На востоке у линии горизонта светились огни Эльбы. Над бурунами прибоя, в двадцати метрах от берега, возвышались руины башни Санта-Мария, одинокой, сумрачной, брошенной на милость яростных стихий. Ночь стояла теплая, восемнадцать градусов — типичная средиземноморская зима. В это время года на остров обычно стекались толпы туристов.
— Мы идем в монастырь? — спросил корсиканец.
Матрос увел лодку обратно к яхте, стоящей на якоре посреди спокойного моря. Для связи осталась рация.
— В монастырь. Я сверялся с картой. Это недалеко.
Эшби кивком указал на каменистую тропку, убегающую в глубь зеленых зарослей, и они тронулись в путь. В воздухе витал чудесный аромат: смесь запахов розмарина, лаванды, зверобоя, шалфея, можжевельника, фисташкового дерева и мирта. Не такой насыщенный, как весной и летом, когда весь остров усеян розовыми и желтыми цветами, но все равно приятный. Даже Наполеон упоминал, что во время ссылки на Эльбе до него иногда доносился с западным ветром запах родины. Эшби чувствовал себя пиратом-мавританцем — те много веков разоряли корсиканское побережье, бесшумно подкрадываясь к мирным деревням под прикрытием маквиса. Чтобы отражать набеги, генуэзцы возвели у моря множество дозорных башен вроде башни Санта-Мария — круглых, под шестьдесят пять футов высотой, с толстыми трехфутовыми стенами. Внизу обычно располагалась емкость для воды, в середине — жилая комната, а наверху — площадка для наблюдения.
Вполне себе достижение инженерной мысли.
Эшби любил историю, ему нравилось идти по следам знаменательных событий.
Темной ночью 1943 года пять солдат провернули настолько необычную операцию, что разобраться в ней ему удалось только три недели назад. К сожалению, мешает вышагивающий рядом легкомысленный придурок-коротышка. Пора заканчивать эту авантюру. Сегодня же. Прямо здесь. Его ждут дела посерьезней.
Скалистый берег остался позади. Перебравшись через каменную гряду, они очутились в безмолвном лесу, среди дубов, каштанов и олив, за которыми виднелась часовня Святой Марии. Монастырь — огромный, сложенный из глазурованного камня, пепельно-серый прямоугольник с деревянной крышей и колокольней — был возведен в XI веке.
Корсиканец остановился.
— Куда мы идем? Я тут никогда не бывал.
— Не бывали в национальном заповеднике? По-моему, посетить это место — святая обязанность каждого корсиканца.
— Я живу на юге. У нас своих красот хватает.
Эшби двинулся сквозь гущу деревьев влево.
— Говорят, за монастырем кладбище.
Нигде не было ни проблеска огонька, тропинку освещала лишь бледная круглая луна. Ближайшая деревня располагалась в милях отсюда.
Обогнув древнее строение, они нашли железную арку — вход на кладбище. В Средние века генуэзские хозяева давали правителям мыса некоторую свободу действий, так что корсиканцы поддерживали выгодные связи и с французами, и с итальянцами. Контролировали этот врезающийся в море гористый унылый кусок суши две семьи: да Джентилес и да Марес. Несколько членов семьи да Марес были похоронены здесь же, за монастырем, несколько сотен лет назад.
Темноту вдруг пронзили три желтых луча — кто-то, заслышав их шаги, включил электрические фонарики.
— Кто там? — воскликнул корсиканец, оборачиваясь к Эшби. Луч, дрогнув, озарил каменное лицо Гилдхолла. — Да в чем дело?
— Идите-идите, сами все увидите.
Англичанин двинулся на свет, пробираясь сквозь ароматные заросли маквиса между осыпающимися каменными надгробиями. Наконец они вышли к прямоугольной яме футов пять глубиной. Над ямой стояли Гилдхолл и двое молодых людей с лопатами. Включив свой фонарик, Эшби озарил на могильной плите надпись: «Меневаль».
— Член семьи да Марес, жил в семнадцатом веке. В его могиле немцы и спрятали шесть ящиков с золотом. Все правильно, по расшифровке. Башня Санта-Мария, монастырь, кладбище, надгробие, Меневаль.
Он направил луч фонаря в свежеразрытую могилу.
Там было пусто.
— Видите? Ни ящиков, ни Меневаля. Ничегошеньки. Не знаете случайно, куда они подевались?
Пленник безмолвствовал.
Однако Эшби ответа и не ждал.
— Эти джентльмены, — он перевел свет фонаря на молодых спутников Гилдхолла, — давно работают на меня. И их отец. А некогда и дяди. Словом, они преданы мне целиком и полностью. Самнер! — крикнул Эшби.
За кустами мелькнул еще один луч фонаря, из темноты вышли двое мужчин.
— Густав! — В одном из них корсиканец узнал друга. — Как ты здесь очутился?
— Самнер привез, — угрюмо отозвался тот.
— Ты меня продал!
Густав пожал плечами.
— Ты бы сделал то же самое.
Корсиканец рассмеялся.
— Верно. Тем не менее мы оба разбогатели. Приятели разговаривали на корсиканском наречии.
Англичанин прервал их диалог.
— Извините за доставленные неудобства, — обратился он к ним на их родном языке. — Дело щекотливое, свидетели не нужны. Скажите только, был ли клад?
Пленник заглянул в пустую яму.
— Сами видите, лорд Эшби: ни ящиков, ни золота. Как вы и опасались.
— Ничего удивительного, — усмехнулся он. — Сокровище увезли вы.
— Неправда! — возмущенно воскликнул корсиканец. — Бред какой-то…
Спектакль пора заканчивать, решил Эшби.
— Три года я гонялся за золотом Роммеля, убив кучу времени и денег. Полгода назад я отыскал семью пятого, уцелевшего, немца. Он прожил долго, умер в Баварии. Со дня его смерти прошло всего десять лет. Вдова позволила мне осмотреть дом. За достойную плату, конечно. Среди вещей покойного я нашел записку с римскими цифрами.