— Знаю, что он был коротышкой. Носил смешную шляпу. Всегда засовывал руку под мундир.
— Вам известно, что ни об одной исторической личности не написано столько книг, сколько о Наполеоне? — спросила Элиза. — Разве только об Иисусе Христе.
— Вот уж никогда не думал, что вы так сведущи в истории!
— Вот уж никогда не думала, что вы так упрямы.
С Мастроянни они общались несколько лет — не дружески, скорее как деловые партнеры. Итальянец владел крупнейшим в мире алюминиевым заводом, серьезно занимался автомобилестроением, авиаремонтом и, как он сам упомянул, фармацевтическим бизнесом.
— Мне надоело хождение вокруг да около. — Итальянец устало вздохнул. — Вы чего-то хотите, а чего именно, объяснить не желаете.
— Мне нравится одна фраза у Флобера, — пропустив его слова мимо ушей, сказала Элиза. — История — это пророчество, обращенное к прошлому.
Мастроянни засмеялся.
— Типично французский взгляд. Меня всегда раздражала манера французов забираться в дебри прошлого, чтобы разобраться с проблемами. Можно подумать, решение кроется в былых победах!
— Корсиканскую часть моей души это тоже раздражает, — согласилась Ларок. — Хотя иногда прошлое бывает поучительным.
— Хорошо, Элиза, рассказывайте о вашем Наполеоне, — снисходительно обронил Мастроянни.
Терпела она это лишь потому, что нахальный итальянец идеально вписывался в команду. Нельзя из-за глупой гордости срывать тщательно разработанный план.
— Он создал империю, сравнимую разве что с Римской. Ему повиновались семьдесят миллионов человек. Он одинаково свободно чувствовал себя и среди солдат, и среди ученых. Фактически он сам провозгласил себя императором. Представляете? Всего в тридцать пять лет, презрев мнение Папы, он надевает императорскую корону. — Элиза сделала паузу, чтобы Мастроянни обдумал ее слова. — Однако, несмотря на непомерное самомнение, лично для себя Наполеон построил всего два небольших театра. К настоящему времени от них ничего не осталось.
— А какие здания и памятники он воздвиг?
— В его честь ничего не построено, и его именем ничего не названо. Многие проекты Наполеона были завершены спустя длительное время после его смерти. Он запретил переименовывать площадь Согласия в площадь Наполеона.
Итальянец явно ничего о деятельности императора не знал. Тем лучше.
— Он приказал расчистить римский Форум и Палатин, приказал отреставрировать Пантеон — и даже не повесил уведомляющие об этом таблички. Он ввел много полезных новшеств в городах по всей Европе, но теперь никто не вспоминает — да и не знает — о его благодеяниях. Правда, удивительно?
Мастроянни запил шоколадный десерт водой.
— Это еще не все, — продолжала Элиза. — Наполеон отказывался брать кредиты. Он презирал финансистов и винил их в долгах Французской Республики. Он смотрел сквозь пальцы на конфискацию, вымогательство, даже допускал хранение денег в банках — но занимать ненавидел. И тем отличался от своих предшественников и последователей.
— Недурная политика, — пробормотал итальянец. — Банкиры — настоящие пиявки.
— Вы бы не отказались от них избавиться?
Перспектива гостю, очевидно, понравилась, но он промолчал.
— Наполеон мыслил так же, как вы. Вместо того чтобы купить у американцев Новый Орлеан, он продал им всю Луизиану, а на вырученные миллионы организовал армию. Любой другой монарх предпочел бы сохранить земли и занять деньги у пиявок.
— Наполеон умер очень давно. Мир изменился, — заметил Мастроянни. — Нынешняя экономика — сплошной кредит.
— Неправда. — Ларок откинулась на спинку кресла. — Видите ли, Роберт, из папируса Наполеон узнал кое-что любопытное… Информация актуальна до сих пор.
Чем больше она рассказывала, тем заинтересованнее слушал итальянец.
— Но тайну папируса вы мне откроете, лишь когда я приму ваше предложение? — полуутвердительно спросил он.
Контроль над ситуацией постепенно переходил в руки Элизы.
— Я могу поделиться с вами еще кое-чем. Возможно, тогда вы решитесь.
— Пусть вы мне и не нравитесь, отказать у меня язык не повернется. Я с таким комфортом лечу домой в вашем самолете, ем чудесную говядину, пью изумительное шампанское, не говоря уже о шоколадном десерте… — Мастроянни насмешливо улыбнулся.
— Признайтесь, Роберт, почему вы здесь, если я вам неприятна?
Он твердо взглянул ей в глаза.
— Сами знаете. Потому что я заинтригован. Да, мне хотелось бы избавиться от банкиров и правительств.
Поднявшись, Ларок прошла в хвост самолета, взяла с кожаного дивана сумку «Луи Виттон» и достала маленькую книгу в кожаном переплете. Первое издание, 1822 год. «Книга судеб, которой пользовался Наполеон».
— Книга досталась мне от бабушки-корсиканки, а ей — от ее бабушки. — Она положила тонкий томик на стол. — Вы верите оракулам?
— Скорее нет, — недоуменно отозвался итальянец.
— Тут случай исключительный. Этого оракула ученый из свиты Наполеона обнаружил в Долине Царей, под Луксором. Текст был написан иероглифами, но коптский священник устно перевел его секретарю, а тот для конспирации записал пересказ по-немецки. В таком виде его и передали Наполеону. — Элиза помолчала. — Конечно, ни слова правды.
Мастроянни негромко рассмеялся.
— Еще бы!
— Настоящий манускрипт действительно найден в Египте. И совсем не так, как папирус, о котором я рассказывала чуть раньше…
— Но так и недорассказали, — быстро добавил итальянец.